Статьи → «Все, что связано с Утесовым, для меня просто трагедия...»
«Караван историй» октябрь 2004г.
Я никогда не мечтал стать певцом. После восьмого класса
поступил в радиотехнический техникум и учился там довольно успешно. По
вечерам в свободное время играл на танцах, у нас образовался небольшой
ансамбль. Мы подражали «Битлз», Элвису Пресли и Чаку Берри, надевали шляпы
и длинные парики из конского волоса, взятые напрокат в Доме офицеров.
Отрастить свои волосы мы не могли — тогда с таким влиянием хиппующего
Запада комсомол нещадно боролся: нарушителей вылавливали прямо на улице и
стригли насильно, тем более в военном городке. Мы играли на самодельных
электрогитарах, на не пойми каких барабанах, и пели как бы на иностранном
языке. Как слышали слова, так и воспроизводили. Песни запоминали на слух с
разных записей, которые удавалось окольными путями достать —
Для молодежи танцплощадка была центром и средоточием жизни, самым популярным местом встреч и расставаний. Здесь завязывали знакомства, назначали свидания и крутили романы. И отчаянно дрались за свою даму сердца — это входило в местную «культурную программу».
— Вы тоже закрутили роман?
— В один прекрасный вечер я заприметил красивую девушку, свою будущую жену. Даже не столько всю девушку, сколько ее огромные, бездонные, слегка удлиненные глаза, в которых я успешно утонул и продолжаю утопать вот уже тридцать пять лет, влюбляясь все сильнее и сильнее... Девушка была не одна, а с офицером лет тридцати. Мне шестнадцать. В то время офицерами, что называется, не разбрасывались, а старались удержать покрепче. Выйти замуж за военного означало неплохо устроиться в этой жизни. Что ж, была не была. Роста я внушительного, сильный, спортивный, так что еще посмотрим, чья возьмет. Дело, естественно, дошло до драки, и в тот вечер проводить Аллу — так звали девушку — не удалось. Получил я по полной программе и потом неделю ходил сине-черный. Алла пользовалась большим успехом — высокая, стройная, светловолосая. Стоило ей появиться на танцах, как обязательно случалась драка. Многочисленные кавалеры Аллы зарабатывали синяки и шишки, но красавице, очевидно, это нравилось. Сдаваться без боя не в моих правилах. Если я решил, что эта девушка будет моей, добьюсь во что бы то ни стало. Я узнал, где Алла живет, и стал ее караулить. Вода камень точит, и через месяц состоялось наше первое свидание.
Но мне пришлось здорово побороться за свою любовь. Можно сказать, что я разметал всех поклонников Аллы, отбил ее у всех остальных — и в прямом, и в переносном смысле. Был очень дерзкий и смелый, ничего и никого не боялся, лез во все тяжкие, вплоть до поножовщины. Закалку прошел еще подростком в Николаеве, имевшем нехорошую славу бандитского города. Это порт, а в порту нравы известные, и ситуации бывали всякие. Короче, в открытом бою я завоевал право на эту девушку и, думаю, покорил ее прежде всего своим отношением.
Однажды вечером я пригласил Аллу в ресторан — тогда на пятнадцать рублей можно было очень хорошо провести вечер. Посидели мы действительно неплохо, потом я проводил ее до дома. Было, наверное, часов двенадцать ночи. Стоим у подъезда. «Давай зайдем к тебе, — говорю я, — с мамой познакомишь». «Нет, лучше не надо, она нас выгонит», — отвечает Алла, но сама вроде бы не против.
Мы все же поднялись в квартиру, тем более что повод подвернулся — по
телевизору показывали Сопот, Международный конкурс эстрадной песни (кто
мог тогда предположить, что через несколько лет я стану его победителем?),
очень хотелось посмотреть трансляцию, а собственного телевизора у меня не
было. Мама Аллы, Раиса Васильевна, открывает нам дверь, сажает меня за
стол, достает бутылочку, а Аллочку просит выйти в другую комнату. Вот так
поворот событий! Сидим мы с моей будущей тещей, выпиваем, закусываем,
разговариваем по душам, а на экране
О свадьбе мы не думали, нам и так было хорошо, без штампа в паспорте. Но родители настояли, чтобы мы узаконили свои отношения, так как Алла забеременела, а меня скоро должны были призвать в армию. Наше бракосочетание состоялось в рабочем порядке, ничего особенного не было, даже традиционного свадебного платья с фатой у невесты. А через месяц меня забрали в армию. Там у меня, что называется, прорезался голос. Я запел, причем в приказном порядке: «Самый высокий, самый голосистый, давай запевай!» Мне это понравилось, и тем, кто меня слушал — тоже. Такое приятное совпадение. «Тебе не в хоре петь, а с оркестром Эдди Рознера», — сказал мне после одной из репетиций руководитель армейской самодеятельности. Мой баритон выделялся среди других голосов хора. Через год я стал солистом ансамбля «Дружба» Среднеазиатского военного округа, с этим коллективом объездил весь Казахстан и Среднюю Азию. Когда я одержал победу на конкурсе певцов округа, мне посоветовали получить профессиональное музыкальное образование в столице. Я приехал в Москву и решил поступать в «Гнесинку». Мне как абитуриенту сразу дали место в общежитии в районе ВДНХ, напротив гостиницы «Космос». Я поселился в комнате, где жили второкурсники, очень талантливые ребята. Они и готовили меня к экзаменам, слушали, поправляли, подсказывали. Все это вперемешку со студенческими пирушками, сквозь сигаретный дым, как обычно. Народ был веселый, богема, гулянки, «Солнцедар» печально знаменитый. Недельку мы так покуролесили, а потом я сдал экзамены, все на пятерки, кроме обществоведения (по которому получил тройку, к моей великой радости, так как вообще ничего не знал по этим общественным наукам), и меня зачислили на отделение музыкальной комедии.
Месяц я проучился, наступил октябрь, и в училище стали приходить вербовщики из МОМА — Московского объединения музыкальных ансамблей, приглашали студентов в разные коллективы подрабатывать. На меня обратили внимание и пригласили вечерами петь в ресторане «Арбат». Работа очень почетная, из ресторанов это было лучшее место, там пели известные солисты Жанна Горощеня, Светлана Резанова, Женя Феонов. Я пел в большом зале со знаменитым джазовым оркестром Кадырского. В ресторане нас бесплатно кормили, что весьма помогало вечно голодному студенту — иди на кухню, бери, чего хочешь и сколько хочешь. Работать приходилось то до двенадцати, то до часу ночи, все зависело от того, какие были клиенты и что заказывали. Я пел тогда практически все популярные песни на разных языках мира. Благодаря музыкальному слуху мог воспроизвести иностранный текст без акцента, при этом ни черта не понимая, о чем, собственно, пою. В половине третьего я возвращался в общежитие на такси! Просто богач. Официальная ставка в ресторане была шесть рублей в день, но на самом деле выходило до двадцати рублей за вечер. Это были большие деньги по тем временам, так что я мог себе позволить за два рубля доехать до общежития. Я не помню, чтобы я уставал или не высыпался, хотя спал всего четыре-пять часов. И так почти два года, каждый день.
— А где в это время была ваша семья?
— Во Владимире. С женой и дочкой я тогда общался крайне редко. Меня унесло
в совершенно другую жизнь — Москва, училище, ресторан, студенческие
компании. Для нашей семьи наступил период испытаний. На меня в то время
просто махнули рукой. Студент — это же несерьезно. Что с меня взять?
Заработанные деньги
— Вы долго работали в ресторане?
— До тех пор, пока несчастный случай не свел меня с Леонидом Осиповичем Утесовым. Все, что связано с Утесовым, для меня просто трагедия. Старик оказался необычайно эгоистичным, считал себя совершеннейшим гением всех времен и народов и очень легко распоряжался чужими судьбами.
Сначала меня услышали музыканты из его оркестра, потом подошел директор
Гуляев. «Вас хочет видеть великий Утесов, — сказал он. — Приходите завтра
к нам, поговорим». Утесов был тогда для меня целой эпохой! И вот, дрожа от
волнения, я пришел на базу утесовского оркестра на Ленинградском
проспекте. Легенда советской эстрады имела облик пожилого, расплывшегося,
обрюзгшего человека с маленькими злыми глазками. На обещания различных
благ Леонид Осипович не скупился. Потом я узнал, что ему нужно было
спасать гастроли своего оркестра, а что будет со мной — наплевать. «Бросай
училище, бросай ресторан, — сказал он мне. — Переходи к нам солистом, мы
тебе сошьем шикарные костюмы, будем платить тебе восемь рублей, а не
шесть, как в ресторане. Я не заканчивал академий, а видишь — звезда,
народный артист Советского Союза, любимец всех народов. Вот сейчас
съездишь на гастроли, вернешься, мы тебе квартиру сделаем». Я поверил. И
поехал к черту на кулички с оркестром Утесова — по
Вдруг однажды увидел афиши: в зале «Россия» выступает Ленинградский
государственный мюзик-холл. В то время брат Валя приехал меня проведать.
Мы с ним на последние деньги купили билеты на галерку и пошли на
спектакль. А там такое творилось на сцене, такая красота необыкновенная,
полный зал, народ в экстазе, словом, настоящий праздник. Я просто сознание
от восторга потерял.
Второе отделение для меня прошло как в тумане, не помню ни одного номера.
Опять иду за кулисы, и тут Рогацкий объявляет по радио, что Илья Яковлевич
всех срочно вызывает в зал, будет прослушивание нового кандидата в труппу.
Пианист Сеня Липкович спрашивает меня, что я буду петь. Я говорю, «Лав
стори». «А в какой тональности? Вот так пойдет?» — «Пойдет». Буквально две
минуты мы с ним поговорили, я выхожу на сцену, он дает вступление, я запел
После я узнал, что, оказывается, Рахлин с Утесовым конфликтовали. Первый
мюзик-холл создал Утесов, но он себя полностью изжил, не удалось его
осовременить. Утесов из Ленинграда уехал в Москву и основал бесславно
почивший Московский мюзик-холл, а Ленинградский подхватил Рахлин и
превратил в первоклассный коллектив, лучший в стране, а может, и в Европе.
На этой почве Леонид Осипович, будучи очень мстительным и завистливым,
возненавидел Рахлина. Илья Яковлевич отвечал ему тем же. Чтобы насолить
Утесову, он решил забрать от него перспективного солиста в Ленинград. Тут
я понял, что
Вот так, не было бы счастья, да несчастье помогло. Гастроли в Москве
закончились, мюзик-холл вернулся домой, а я поехал во Владимир за женой, и
вместе с ней мы отправились в Ленинград. Маленькая дочка осталась с
бабушкой и дедушкой. Нас поселили в гостинице «Октябрьская», где мы
прожили месяц, почти медовый,
— В 1977 году ваша судьба круто изменилась. Известно, что это произошло не без участия Григория Васильевича Романова, тогдашнего правителя Ленинграда...
— Романов элементарно приревновал меня к молодой, обаятельной певице
Людмиле Сенчиной, к которой,
Скандал разразился перед спектаклем, когда администратор отказался выписать пропуска для моих приглашенных гостей, хотя это входило в его прямые обязанности. Чаша моего терпения переполнилась, и я вложил в удар всю накопившуюся обиду. Тот тоже в долгу не остался — он, оказывается, был боксером-перворазрядником....
И после моего ответа на провокацию — а я не мог не защитить
В общем, объявили меня чуть ли не разбойником с большой дороги. «Баритон разбушевался!», писал тогда «Крокодил», орган ЦК, за две недели до приговора суда, а прессе, да еще такого уровня, поручали готовить общественное мнение. Все точки над «и» были расставлены: не достоин Захаров носить высокое звание советского артиста, и на сцене ему не место.
Когда срок уже подходил к концу, я угодил на десять дней в карцер — за самовольное вторжение в служебное помещение, а именно в библиотеку. У одного из сокамерников вдруг оказались ключи от этой библиотеки (уж не специально ли?), утром во время прогулки мы рванули туда, и я стал звонить домой Алле. За этим занятием меня застукали и посадили на хлеб и воду. В шесть утра койка пристегивалась к стене и опускалась в десять вечера. Спал на голых досках, без всяких постельных принадлежностей, света не было, если не считать узкой щелочки под потолком — карцер есть карцер.
— Как вам удалось вернуться на большую эстраду?
— Если Романов сыграл в моей судьбе роль этакого злого гения, то по законам жизненной драматургии должен был быть и добрый. Им оказался тогдашний председатель Исполкома Ленсовета Лев Николаевич Зайков, в июне 1983 года сменивший Романова на посту первого секретаря Ленинградского обкома. Зайков ценил меня, как артиста, видел мой потенциал, и когда в 1981 году он стал членом ЦК КПСС, помог мне вернуться в Ленинград. В феврале 1983 года состоялись мои первые сольные концерты в «Октябрьском» зале, а потом и в Москве, в Государственном центральном концертном зале «Россия». Я снова стал ездить за границу, выступать на радио и телевидении, записывать новые пластинки. Правда, чтобы занять прежнее место в «табели о рангах», мне потребовалось в общей сложности около шести-семи лет. Но, конечно, прежней популярности достичь было уже невозможно — пришло новое поколение.
— 1996 год подготовил новые испытания: говорили о том, что вы пережили клиническую смерть...
— Я тогда дал шестьдесят концертов на Урале — без всякой фонограммы, я же голосовой певец. А стояла жуткая жара, темп был бешеный, перелеты-переезды, предвыборный ельцинский марафон, голосуй, или проиграешь. Мне стало плохо, когда я ночью вернулся в свой номер. Я все же сумел выползти в коридор и позвать на помощь. А потом у меня просто остановилось сердце. На шесть с половиной минут.
Зависнув, как воздушный шарик, под потолком, я наблюдал за собой сверху. Вернее, не за собой, а за совершенно незнакомым человеком, с которым возились врачи. При этом я испытывал ни с чем не сравнимое блаженство, и возвращаться назад мне совершенно не хотелось.
Думаю, мне помог мой ангел-хранитель. Иначе как объяснить, что единственная на весь город реанимационная бригада «Скорой помощи» во главе с доктором Дмитрием Солодовниковым — а дело происходило в Челябинской области, в сорока километрах от города Миасса, так вот, единственная реанимация именно в тот момент проезжала мимо, и врачи прибыли на место вовремя; что в больнице мной занимался дежуривший в ту ночь лучший в городе специалист-кардиолог Игорь Яковлев; что в сейфе оказалась присланная американцами в рекламных целях ампула новейшего лекарства для удаления тромбов из сердца?
Окончательно придя в себя уже в палате, первым делом я убедился, что
браслет на правой руке цел. Ношу я такой браслет, сделанный из драгоценных
металлов на заказ, где выгравирован номер моей группы крови и другие
сведения, представляющие интерес для врачей — я же заядлый автомобилист и
вообще много езжу разными видами транспорта. «Если тебе станет плохо, —
говорили мне друзья, — первое, что произойдет, — ты лишишься этого
браслета. Его с тебя просто снимут», — предсказывали они. Но браслет был
на месте. Раз не пропал, значит, я в надежных руках — решил я и
успокоился. Я фаталист и верю в судьбу. Все в Божьей власти. Нет ничего
случайного. То, что должно произойти, обязательно произойдет, и всему свое
время. Значит, так было угодно Богу, чтобы я остался жив и выполнил свою
задачу до конца. И меня не покидает ощущение, что я нахожусь в начале
пути. Подводить
Елена Ерофеева-Литвинская